Мне бы сесть на землю и заплакать, а я пригласила Марка в дом, всячески изображая, что его приезд для меня большая радость. Шум повозки, голоса разбудили Кит. Она подозрительно посмотрела на Марка и осведомилась, где Доуси, — он не поцеловал ее на ночь. Меня тоже, подумала я.
Я уложила Кит обратно в постель и убедила Марка, что, если он немедленно не уедет в отель, моя репутация будет безвозвратно погублена. Он убрался — с огромным неудовольствием, поминутно угрожая вернуться на мой порог в шесть утра.
Потом я три часа сидела и грызла ногти. Пойти к Доуси, попробовать начать заново? Но — если вдуматься — что именно? Я не знала и не хотела показаться дурой. Вдруг он бы посмотрел на меня с вежливым непониманием или, хуже того, с сочувствием?
И вообще — о чем я? Марк здесь. Богатый, родительный Марк, мечтающий на мне жениться. Марк, без которого я великолепно обходилась столько времени. И почему я не в состоянии прекратить думать о Доуси, хотя ему как раз я до лампочки? Но возможно, и нет. Что, если мне вот-вот предстояло узнать, что кроется за его молчаливостью?
Черт, черт, черт и еще раз черт.
Два часа ночи, ногтей не осталось, и выгляжу я лет на сто. Может, Марка отвратит моя кислая физиономия? И он с презрением меня отвергнет? Не знаю, огорчусь ли.
С любовью, Джулиет
23 июля 1946 года
Дорогая Джулиет!
Меня одолела малина, поспевает и поспевает. Собирала все утро, днем буду печь пирожки. Придете с Кит на чай (с пирожками)?
С любовью, Амелия
23 июля 1946 года
Дорогая Амелия!
Простите ради бога, не могу! У меня гость.
С любовью, Джулиет
Р.S. Кит доставит записку в расчете на пирожок. Ничего, если днем она побудет у вас?
24 июля 1946 года
Дорогая Софи!
Это письмо придется сжечь вместе с предыдущим. Я окончательно и бесповоротно отказала Марку, и восторг мой по этому поводу воистину неприличен. Благовоспитанная барышня сидела бы при опущенных шторах и страдала как положено, а у меня не получается. Свобода! Я проснулась игривая как овечка, и мы с Кит все утро носились по полю взапуски. Кит победила, но лишь за счет того, что она страшная жухала.
Вчера зато был кошмар. Ты в курсе, как я восприняла появление Марка, но наутро положение ухудшилось. Марк явился в семь утра, лучась уверенностью в себе и в том, что к полудню мы назначим день свадьбы. Его ни в малейшей степени не интересовали Гернси, оккупация, Элизабет, и то, чем я занималась с момента приезда, — об этом он ни разу не спросил. Потом к завтраку спустилась Кит. Марк удивился: накануне вечером он её толком не заметил. Он был с ней весьма мил — они поговорили о собаках, — но минут через пять стало очевидно: он ждет, когда она куда-нибудь денется. Полагаю, в его мире няня уводит детей в детскую раньше, чем те начнут раздражать родителей. Я, упорно ничего не замечая, стала, как обычно, кормить Кит завтраком, но от недовольства Марка воздух в комнате загустел.
Наконец Кит ушла на улицу играть, и, едва за ней затворилась дверь, Марк заявил:
— До чего же твои новые друзья хитрые — не прошло двух месяцев, а они уже перевалили на тебя собственные обязанности.
И жалостливо покачал головой: бестолковая.
Я молча уставилась на него.
— Кит милая девочка, но тебе, Джулиет, она чужая, и ты должна твердо об этом помнить. Купи ей красивую куклу или еще что и беги, пока все не решили, что ты обязана заботиться о ней до конца дней.
Я так рассвирепела, что потеряла дар речи. Стояла, впившись побелевшими пальцами в тарелку, из которой ела кашу Кит. Чуть не швырнула в него, но сдержалась. Наконец совладала с голосом и шепотом процедила:
— Убирайся.
— Извини?
— Не желаю тебя больше видеть. Никогда.
— Джулиет? — Он искренне не понимал, о чем я.
Я растолковала. С каждой минутой чувствуя себя все лучше и лучше, объяснила, что никогда не выйду замуж за человека, который не любит Кит, Гернси и Чарльза Лэма.
— Чарльз Лэм-то тут при чем? — взвизгнул Марк (естественно).
Я решила его не просвещать. Марк пробовал спорить, уговаривать, целовать меня, затем снова спорить, но — все было кончено, и даже он понял. Впервые за миллион лет — с самого февраля, когда мы познакомились, — я впервые нисколько не сомневалась, что поступаю правильно. Как я могла думать о браке с ним? Один год в роли его жены — и я бы превратилась в смиренную идиотку из тех, что испуганно смотрят на мужа, когда к ним обращаются с вопросом. Всегда таких презирала, но теперь понимаю, как легко до этого дойти.
Через два часа Марк уже ехал на летное поле, не собираясь (надеюсь) возвращаться. А я с целехоньким, до неприличия не разбитым сердцем — пожирала малиновый пирог у Амелии. Ночью проспала сном праведника десять благословенных часов, и сегодня опять чувствую себя на тридцать два, а не на сто.
Днем мы с Кит идем на море искать агаты. Какой прекрасный, прекрасный, прекрасный день!
С любовью, Джулиет
P.S. Все это никак не связано с Доуси. Чарльз просто сорвался с языка. Случайно. Доуси даже не зашел попрощаться перед отъездом. Чем больше думаю о том, что между нами произошло, тем сильнее убеждаюсь: на утесе он повернулся ко мне затем, чтобы попросить у меня ещё и зонтик.
27 июля 1946 года
Дорогой Сидни!
Я знала, что Элизабет взяли за укрывательство рабочего «Организации Тодта», но до недавнего времени понятия не имела о ее сообщнике. Несколько дней назад Эбен Рамси вдруг упомянул некого Питера Сойера, «который был арестован вместе с Элизабет».